ИСТОЧНИК Агентство Социальной Информации
Как специалист по истории Франции XVIII века помогает детям-сиротам и объединяет более 50 благотворительных организаций.
Интервью с Татьяной Тульчинской, директором и основателем Благотворительного фонда помощи детям-сиротам «Здесь и сейчас», – часть проекта Агентства социальной информации, Благотворительного фонда В. Потанина и «Группы STADA в России». «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал кроссмедийный, выходит в партнерстве с порталом «Вакансии для хороших людей» и платформой LES.Media.
Приносить реальную пользу, а не заниматься стенгазетами
Татьяна, вы получили историческое образование. После школы вы видели себя ученым?
Интерес к истории у меня сформировался довольно рано. У меня было желание докопаться, что называется, до магмы, и я себя видела, конечно, ученым-историком. Я пришла поступать в университет, зная, о чем я буду писать диплом. Собственно об этом я его и писала, диплом у меня был по французской революции. В прошлой, не состоявшейся жизни, я специалист по истории Франции XVIII века.
Что вас привело к работе в НКО?
Я получала образование в эпоху перемен. Пока мы пять лет учились, не стало целой страны, в которой мы жили. Знаете, это как прыжок под воду: плывешь под водой, выныриваешь, ой, а где я? Вот примерно так. Несколько лет назад у нас была встреча выпускников на историческом факультете МГУ. Стало понятно, что в профессии удержались буквально два-три человека. Не то чтобы мы не хотели заниматься исторической наукой, просто все настолько сильно поменялось, что нам пришлось как-то и самим подстраиваться. Во время учебы в университете мне уже была знакома волонтерская деятельность, и я предполагала, что это станет частью моей жизни. Но я не думала, что социальная сфера заберет меня всю, я полагала, что это будет какая-то побочная история. А получилось, что основная.
Вы волонтерили в детском доме? Расскажите о своем первом визите. Какой была первая встреча?
Честно говоря, у меня не было никаких ожиданий по этому поводу. В детский дом я попала по собственной инициативе. В школе я была секретарем комсомольской организации. Мне казалось, что надо приносить какую-то реальную пользу, а не только заниматься политинформацией и стенгазетами, и, поскольку недалеко от дома находился детский дом, это был очевидный выбор. Я помню ощущение, знаете, вот такой казенщины. Запах там был другой, не домашний. Сейчас, когда встречаешь на улице детдомовского ребенка, его не отличишь внешне от обычного. А тогда идешь по улице и видишь 20 человек в одинаковых пальто. И от этой казенщины становилось грустно.
Когда вы окончательно решили оставить науку и перейти в благотворительность? Сложно ли далось такое решение?
Решение далось сложно. Когда я окончила университет, я ушла в академическую аспирантуру и писала диссертацию, вышла замуж, родила первого ребенка. Потом стало понятно, что надо куда-то двигаться дальше. У меня была идея, что я буду работать по специальности и параллельно где-то волонтерить.
С волонтерством получилось лучше, чем с работой по специальности, потому что тогда я познакомилась с Марией Елисеевой и стала помогать центру «Дети Марии». А работа как-то все не находилась и не находилась. И в этот момент Мария предложила поработать с ней. Когда я размышляла над этим, мне вдруг предложили профильную работу. Речь шла не о научной деятельности, а о прикладной политологии. Это был один из развивающихся в тот момент проектов — Фонд эффективной политики. Мне надо было принимать решение: идешь ли ты направо или идешь налево.
Я некоторое время сомневалась, но потом все-таки решила, что хочу попробовать себя в социальной сфере. Меня интересовала в большей степени фундаментальная наука, а 90-е годы — это неудачное время для нее. Я понимала, куда меня уведет прикладная политология, и мне туда не хотелось.
Социальные инвестиции вместо прибыли
Чем вы занимались в центре «Дети Марии»?
«Дети Марии» — это одна из старейших московских НКО, организация зарегистрирована в 1997 году. Когда мы познакомились с Марией Елисеевой, центр только начинал свое существование. Проектной деятельности как таковой еще не было, был просто центр, вот его и надо было как-то отстроить. Я получала для центра самый первый грант. Тогда еще никто не знал, что это такое. А мы обратили внимание на объявление в печатной газете, что Фонд Сороса дает гранты, написали заявку и получили первые деньги. Я жалею, что у меня не сохранилась эта заявка, это ведь было еще до эпохи тотальной компьютеризации. Интересно было бы сейчас на нее посмотреть.
Как вы подошли к решению, что нужно создавать собственный фонд?
Я проработала с Марией порядка пяти лет, но в какой-то момент мне захотелось развития. В рамках центра это было сложно, потому что это авторский проект, а мне важно было сделать что-то свое, принимать какие-то решения самостоятельно. При этом Мария была и остается моей близкой подругой.
Какими были ваши первые шаги? Где вы искали единомышленников, поддержку?
Фонду «Здесь и сейчас» уже 13 лет. Одновременно с нами образовалось несколько достаточно известных фондов, включая «Подари жизнь». Мы практически все начинали через какие-то личные знакомства, первыми нас поддержали наши друзья. Это сейчас можно уже, условно говоря, продать идею, в смысле, получить финансирование на благотворительный проект просто «с рынка», а тогда нельзя было. Люди, которые могли потенциально купить такую идею, еще не понимали, что она жизнеспособна.
Сейчас, например, люди, которые готовы вкладывать деньги в социальную сферу, во многом действуют как инвесторы. Не потому что хотят получить денежную прибыль, они хотят получить условную прибыль в виде пользы и смыслов. Это именно социальная инвестиция, тут оба слова ключевых. А когда мы начинали, имела место обычная человеческая дружба. Люди, которые меня знают, поверили в меня.
Как начинающий руководитель фонда в первые годы его существования (2005-2006 год), вы как себя чувствовали?
Это все похоже на какие-то юношеские вещи, которые ты делаешь в молодости, а потом говоришь: «Боже мой, как это, я ли это?» Сейчас я очень четко понимаю кто, где, что, осознаю все риски, а тогда мы просто ничего не осознавали. Как в том анекдоте, когда после взлета самолета один пилот спрашивает у другого: «Ты карты взял?», тот в ответ: «Нет». А первый говорит: «Ну вот, черт, опять придётся лететь по пачке «Беломора…».
Директор-«дилетант»
Ваш фонд работает с приемными семьями с особыми детьми. Вы сразу видели эту нишу, когда создавали фонд?
Нет, все шло постепенно. Первое время мы занимались материальной помощью, потому что тогда это было еще актуально. Понятно, что мы прошли довольно большой путь, который характерен для многих некоммерческих организаций. Начинали с адресной помощи, потом перешли к системной.
У меня не было изначально какой-то гениальной идеи насчет программ. Я на ощупь смотрела, где дыры, где не закрыто, где я могу быть полезна. С одной стороны, должна быть потребность в какой-то помощи, а с другой — нужно уметь эту помощь оказать. Нужны специалисты, которых надо либо вырастить, либо привлечь. В фонд приходили люди со своими идеями. Например, наш Ресурсный центр поддержки приемных семей с особыми детьми — это совершенно авторская история. Его придумала Наталья Степина, которая руководит им.
Где и как вы искали специалистов, которые работают с особыми детьми? Хороших коррекционных психологов не так просто найти и удержать в команде.
Специалистов я лично сама не искала, этот вопрос мною делегирован. У нас в фонде есть два направления: работа с особыми детьми и приемными семьями, и второе — работа с учреждениями для детей-сирот. Это два больших отдела, у которых есть руководители. Подбор сотрудников — это их зона ответственности, я в это не лезу. Но кадровая политика в целом, конечно, на мне. У нас все очень гибко, я никогда не настаиваю на присутствии в офисе с девяти часов утра до шести часов вечера, важно само содержание работы. У нас никогда в команде не было серьезных внутренних конфликтов, есть хорошие человеческие отношения. И мне кажется это дорогого стоит.
В одном из интервью вы говорили, что вам важно было научиться делегировать полномочия. Как вы учились управлению?
Я основала фонд и стала его директором. Я не росла от координатора к начальнику отдела и руководителю. Я взяла и стала директором. Формально я дилетант в тех областях, в которых преуспела, но в какой-то момент я «обнаглела» до такой степени, что даже стала преподавать. Разработала авторские курсы по социальному проектированию, фандрайзингу, пиару для НКО. И выяснилось, что у меня это получается, и я с удовольствием это делаю, я довольно-таки востребованный тренер. Однажды я с удивлением обнаружила, что люди, которых я учу, получают дипломы, которых у меня нет и никогда не будет. Мне уже бессмысленно идти на курсы повышения квалификации в Высшую школу экономики, потому что я там уже преподавала. По-хорошему, если идти учиться, то на какой-нибудь серьезный MBA. Но до этого у меня не доходят руки, времени и сил не остается.
Нельзя просто перестать заботиться о судьбе людей
Как вы считаете, что самое трудное в работе руководителя некоммерческой организации?
О, здесь много трудностей. Понимаете, когда уже давно работаешь в некоммерческой сфере, то очень трудно от этого отделиться. Происходит абсолютное сращивание жизни и работы, причем это проявляется в формальных вещах. Например, ты отвечаешь на телефонные звонки днем, ночью, в выходные, во время отпуска. Ты не можешь просто сказать: «Я на неделю уехал в отпуск, отключил телефон, меня не беспокоить».
Если ты, например, работаешь в компании, которая производит шоколадки, то, меняя место работы, тебя перестает заботить судьба продаж этих шоколадок. В некоммерческом секторе даже если что-то меняешь, то тебя не может не беспокоить судьба твоих благополучателей, людей, с которыми ты сталкивался. Ты уже сюда попал, и этот фарш невозможно провернуть назад. Это, конечно, трудно, потому что отсюда эмоциональное выгорание.
Все развивается по определенным законам, и у человека есть запас прочности, мы примерно понимаем, какими циклами живем. Вот сейчас мы, например, вступили в такой период, когда целый ряд известных и авторитетных в секторе людей уже достигли определенного возраста и критической точки, когда они почувствовали очень серьезную усталость. И это произошло не с одним, не с двумя и с тремя, а с целой плеядой специалистов. Я в шутку говорю, не организовать ли нам какой-нибудь анонимный клуб выгоревших? Это надо обсуждать, согласиться с существованием проблемы и что-то с этим делать.
Наверное, у каждого в работе есть переломные моменты. Создание благотворительного собрания «Все вместе», председателем которого вы являетесь, тоже можно назвать одним из них?
Да, этот проект вообще один из моих любимых и он очень не простой. У основания организации стояли несколько человек, некоторых уже, к сожалению, с нами рядом нет: Гали Чаликовой, Оли Суворовой. Это сложная история, потому что, с одной стороны, мы хотели какой-то внутренней коммуникации, потом у нас появился вызов – конкуренция между некоммерческими организациями. Все ищут средства и фактически конкурируют друг с другом, а мы хотели построить систему, при которой мы могли бы делать совместные проекты. Понятно, что совсем изжить конкуренцию невозможно, да и не нужно. Но, по крайней мере, обратить ее во благо можно. Мы же все работаем на разрешение одной и той же проблемы.
Понятно, что те вещи, которые мы делаем сейчас, та же борьба против мошенников, она возможна, только если мы будем выдерживать какой-то определенный масштаб собственной деятельности, по-другому никак. При этом, конечно, вернуться к такому междусобойчику, когда мы на кухне сидели пили чай и думали, как жить дальше, уже совершенно невозможно. Мы оперируем другими понятиями — менеджерскими, управленческими.
У нас есть документы, положения, стратегия, коммуникация. Все это совсем другая жизнь. Конечно, я рада, что мы развиваемся, что мы создали этот круг доверия, что продуцируем какие-то инициативы, важные для сектора. Сейчас собрание объединяет более 50 фондов.
Название вашей организации – «Здесь и сейчас». Исследования говорят, что умение жить «здесь и сейчас» увеличивает ощущения счастья. А вы научились жить здесь и сейчас?
Да. Но произошло это гораздо позже, чем я придумала название для фонда. Я его придумала, скорее, интуитивно. Как в компании Apple: если ничего не придумаем, то назовемся Apple. Название нашего фонда мне по-прежнему нравится, с ним единственная проблема: из него совершенно никак не следует, чем мы занимаемся, нам приходится объяснять. Что касается меня лично, я сделала достаточное количество ошибок, чтобы на них чему-то научиться, и умению жить здесь и сейчас, в том числе. Название фонда, безусловно, отражает мое отношение к жизни.
«Тоска по непрожитым жизням»
Вы как-то сказали, что «не теряете надежду в той или иной форме вернуться к науке». Чем бы вы в таком случае занимались, что бы исследовали или, быть может, преподавали?
Меня интересуют вещи, связанные, например, с религиоведением. Еще любопытна тема, которую я разрабатывала для своей диссертации – «Идея нации в политической культуре». Что касается истории религии, то не знаю, почему вырос интерес к этой теме. Может быть, это связано с тем, что я открыла для себя мир, который не видела ранее: исламский и буддийский. Это все требует определенного осмысления. Этим бы я занималась с большим удовольствием, надо сказать.
Как знание истории и политологии пригождаются вам в жизни и в работе?
Мы получили в МГУ хорошее образование. Пригождаются методики. По большому счету предмет исследования всегда вторичен, первична всегда методика. Ты можешь заниматься изучением чего угодно, а процессы, которые ты анализируешь, они все равно будут в изрядной своей части развиваться по одним и тем же законам. Кроме того, невероятно важно и полезно умение работать с большими объемами информации.
Нет ли у вас сожаления, что нынешняя работа не дает реализоваться в любимой вами науке?
Есть, конечно. Это то, что я называю «тоска по непрожитым жизням». Но это не значит, что моя нынешняя жизнь не состоялась, а могла бы потенциально состояться та. Мне хочется и то, и это. У меня нет никакого ощущения упущенного времени, нет ощущения бессмысленности. Вот у меня есть ощущение усталости определенной, но это другое. В общем и целом я ничего такого критически важного в своей жизни не упустила. Но хотелось бы большего. Жаль, что у меня нет маховика времени, чтобы прожить одновременно несколько жизней. Да, наука мне по-прежнему интересна, и я на бытовом уровне пытаюсь все равно что-то исследовать. Понятно, что я уже никогда не буду серьезным ученым, но полученные знания, методики и подходы я использую.
Беседовала Юлия Вяткина
ИСТОЧНИК Агентство Социальной Информации
