Сиротам дают пожизненное. Проклятие

Сиротам дают пожизненное. Проклятие

Корреспондент «МК» выяснил, почему выпускники детдомов обречены быть «низами общества»

За разговорами об усыновлении прочие проблемы детских домов как-то ушли в тень. Получается, что все упирается в поиск приемной семьи, а остальное — дело несущественное. Но усыновляют сотни детей, а остаются в детдомах — тысячи.

О тех, кто остается, чиновники говорят скупо: «Жильем обеспечены, после выпуска все получают профессию и трудоустраиваются». Но часто эти слова расшифровываются так: «Обеспечены непригодным для проживания жильем, вынуждены идти в ПТУ, идут работать на низкооплачиваемые должности».

Почему так происходит — рассказала «МК» директор Фонда «Здесь и сейчас» Татьяна ТУЛЬЧИНСКАЯ, которая уже много-много лет работает с подмосковными (и не только) детдомами и знает по именам директоров всех сиротских учреждений в области.

«Девочек всех на швей, мальчиков —на штукатуров…»

— Почему выпускники из обычных школ повально идут в вузы, а из детдомов — в профтехучилища?

— Ситуация предельно простая. Если посмотреть общие списки сиротских учреждений, то, «плюс-минус лапоть», 50% — это коррекционные учреждения для детей с особенностями развития. Это могут быть слабовидящие дети с полностью сохранным интеллектом, могут — с ДЦП, могут — с задержкой развития. Я сейчас даже не ставлю под сомнение диагнозы. Хотя мне лично понятно, что многие дети, у которых стоит диагноз ЗПР — задержка психического развития, — на самом деле поддаются коррекции. Другое дело, что в этом направлении мало кто работает. Но по формальным признакам эти дети учатся по специальной коррекционной программе, которая не дает им возможности получить диплом о полноценном среднем образовании.

— То есть коррекция детей возможна?

— Возможна в очень большом проценте случаев. Потому что большая часть детей не имеет органических нарушений — они просто педагогически запущены. Изъяты из сложных семей, у них действительно есть свои особенности, проблемы. Если такой ребенок появляется в семье более-менее благополучной, его будут водить к психологу, к логопеду, к дефектологу. В любой семье так сделают. А тут…

Есть в коррекционных учреждениях ставки и логопеда, и психолога, и дефектолога. Но часто бывает, что не заняты эти ставки. Если детдом в поселке, откуда там дефектолог?..

В любом случае итогом качественной коррекционной работы должен быть перевод ребенка в массовую школу. Таких примеров на всю область я знаю е-ди-ни-цы. По пальцам одной руки можно посчитать. Ребенок должен пройти медико-педагогическую комиссию. Это очень трудно организационно. И картина такова, что примерно половина всех наших сирот — дети, которые не имеют никаких стартовых возможностей для продолжения образования. Для них даже набор учреждений среднего специального образования ограничен.

— Теми, что есть рядом?

— И теми, что находятся рядом, и теми, у которых есть договор с управлением образования. Как правило, это малярно-штукатурное, обувное училище…

— Есть случаи массового поступления выпускников одного детдома в ближайшее малярное?

— Ровно так и есть. Мальчики налево, девочки направо. Девочек всех на швей, мальчиков — на маляров-штукатуров.

— А в оставшихся 50% — насколько там хорошее образование? Ставит ли детдом вообще задачу — дать образование?

— Задачу-то они могут ставить... Есть, конечно, детские дома, условно говоря, «элитные», которые неплохо готовят детей. Но тут дело не только в том, что их плохо учат. Может, и неплохо. Просто дети сами не очень представляют, чего они хотят. Меня в свое время просто потрясло, когда мы пришли в один интернат и стали там проводить какую-то программу по профориентации. Дали им анкету. Мне ребенок на вопрос: «Кем ты хочешь быть?» — пишет: «Я хочу быть маляром-штукатуром». Ему настолько внушили, что он туда идет, что у него в мозгах происходит полная подмена понятий «хочу» на «буду». Он не умеет сформулировать это свое «хочу».

Плюс ко всему это смыкается со второй проблемой — жилье. Если ребенку негде жить, то он пойдет только в то образовательное учреждение, которое даст ему общежитие. Поэтому поле для выбора у него небогатое. Особо не разбежишься.

— Но у них есть какие-то льготы при поступлении в вуз?

— Никаких. По весне в московском правительстве дали возможность сиротам бесплатно посещать какие-то подготовительные курсы. Это, конечно, хорошо. Другое дело, сколько человек этим воспользуется.

«Тока нет. Сантехника не работает, забиты все сливы…»

— Но ведь сироты обеспечены жильем после детдома — зачем им общежитие? 

— Поскольку ребенок-сирота полностью находится на гособеспечении, предполагается, что, выходя из стен сиротского учреждения, он будет обеспечен жильем. Но тут есть несколько способов.

Если он круглая сирота или по каким-то причинам не имеет жилплощади (мамаша, к примеру, без определенного места жительства), короче, если никакая жилплощадь за ним не закреплена, тогда этим занимается государство. И этот вопрос решается на уровне регионов.

Но есть способ номер два. Если ребенок — социальный сирота, то у него есть какая-то жилплощадь, на которой он прописан. И он сохраняет права на эту жилплощадь. Теоретически это в пользу ребенка. Практически же это все выливается в какой-то кошмарный ужас. Это вполне может быть дом в деревне — развалюха и пьющая мама. Но формально по документам это выглядит так, что права ребенка защищены, квадратные метры присутствуют.

— Были случаи, когда выпускник просто не мог жить на площади, которой он обеспечен?

— Очень часто.

Вот как волонтеры фонда «Здесь и сейчас» описывают поездку к выпускнице одного из подмосковных детдомов:

«Девочке предстоит жить с неблагополучными родственниками в напрочь убитой квартире. За три поездки из ее комнаты были вынесены горы полусгнившей одежды и постельных принадлежностей, гигантский диван — большое гнездо для тараканов, полуразваленный шкаф, пахнущие котами паласы, разбитые плафоны, стаканы, пар 40 обуви разных форматов и фасонов — мать тащит все, что может, со всех местных помоек.

Тока нет. Сантехника не работает, забиты все сливы, в туалете не работает даже подача воды. Слесари из ЖЭКа идти в эту квартиру отказались в принципе, даже за деньги. От соседей на время протянули электричество и навесили новую дверь, врезали замок. Олеся теперь владелица собственных ключей, пока единственных на всю квартиру. Со стен попробовали счистить плесень. Помогло не сильно — штукатурка пропитана ею насквозь и даже потеряла свои свойства — она полумягкая, словно мел…»

Получается очень странная ситуация: ребенку выгоднее не иметь родителей, чем иметь.

— Что с трудоустройством?

— Тоже плохо. Трудоустройство напрямую связано с образованием. Если его нет — значит, ты можешь претендовать только на низкоквалифицированный труд. Конечно, на работу устроиться можно — на продавца, дворника, в фаст-фуд. Но святочной истории, чтобы начинал дворником, а закончил министром, такого не бывает…

— Но есть же дети, которые после детдома поступают в хорошие вузы.

— Есть звезды, они всегда есть. И слава богу. Но их, к сожалению, меньшинство.

«Отказники остались в прежнем количестве: в каждой больнице от 1 до 20 человек»

— А вообще сирот становится меньше?

— У нас сейчас есть государственная политика по раздаче детей в семьи. Но и изъятия идут прежними темпами. Я не заметила особого уменьшения. Мы живем в ситуации, когда из одной трубы выливается, в другую вливается. Это же все зависит от общего фона, что в стране происходит. А в ней по-прежнему не очень здорово.

— Для того чтобы не вливалось, надо работать с кризисными семьями. Есть такие программы?

— Есть и методики, и специалисты, но их мало. Чиновники более-менее осознали, что этим надо заниматься. Другое дело, что специалистов очень мало, потому что их нигде не делают. Они, как правило, все такие немножко доморощенные. Это либо психологи, либо социальные педагоги. Нет такого вуза или курсов, где учат, как надо работать с кризисной семьей.

— А стало ли меньше «отказников» в больницах?

— Как это ни парадоксально, увеличение количества «отказников» нам пророчили сразу после принятия Закона о материнском капитале. Потому что очень многие в регионах сначала не поняли, о чем речь, не поняли, что это деньги виртуальные, что их сразу не дадут. Народ не разобрался — и пошла волна отказов.

Помню, буквально на следующий день после того, как это было анонсировано, я была в одном детдоме. И там директор сидела такая мрачная и говорила: «Мы просто окопы роем. Ждем масштабного поступления».

Объяснили-то нормально. То, что не поняли, — у меня претензии даже не к руководству страны. Это было бы смешно. Скорее претензии — к службам, органам опеки. Это они не очень внятно все объяснили.

— «Поднимайте демографию, вам денег за это дают»…

— Примерно так. Там, как в мультиках, эти 250 тысяч в глазах сверкали. И получилось ужасно.

— Тогда сейчас эта волна должна уже кончиться.

— Она кончилась, но планка не упала. «Отказники» остались в прежнем количестве. В каждой больнице от 1 до 20 человек, иногда больше, иногда меньше, по ситуации. Они никуда не делись.

— Проблема была в том, что дети содержатся подолгу, а нянечек и воспитателей нет, и поэтому дети сильно отстают в развитии. Так было два года назад. Сегодня все больницы обеспечены воспитателями?

— Я бы не сказала. По-прежнему ездят волонтеры, но чаще нянечек оплачивают фонды. Там, где есть воспитатели, они, как правило, оплачены благотворителями.

— Но ведь в других странах тоже отказываются от детей?

— Там немножко по-другому устроено законодательство. Существует так называемое прямое усыновление. Это означает, что беременная женщина, которая не хочет оставлять ребенка, заявляет об этом социальным службам. С ней ведется психологами какая-то работа, но если она тверда в своем решении, ей немедленно начинают подбирать пару усыновителей. То есть она еще беременна, но уже знает, к кому попадет ее ребенок.

У нас на законодательном уровне так нельзя сделать. Будут говорить, что это торговля детьми. А на Западе практически везде есть прямое усыновление. И ребенок попадает в семью, минуя все учреждения, его из роддома выписывают в приемную семью. И все. И любая женщина предпочтет такой способ. И не решится выкинуть младенца на помойку или забыть его на автобусной остановке... Потому там «отказников», зависающих в больницах, и нет.

Можно было бы сократить количество времени розыска мамаши (сейчас матерей подкидышей ищут до полугода. — Авт.), можно до определения юридического статуса разрешить помещать ребенка в кризисную семью. Не на усыновление, а просто чтобы жил не в больнице. Тут гораздо больше возможностей поправить ситуацию, используя совершенно юридические механизмы, а не социальные. Социальная работа — это газон, который надо 200 лет постригать. Надо работать долго и штучно. Тут очевиден юридический затык. Почему он не решается, я не знаю.

«Мы заботимся о детях столько лет, а выпускаем — в никуда»

  • В Подмосковье — 190 сиротских учреждений. Из них 55 — это детские дома, 8 домов ребенка, 41 школа-интернат (коррекционная), остальное — приюты.
  • Четкой статистики — кто и как живет после детского дома — в России нет. Есть известные данные, приводимые чиновниками на разных «круглых столах»: «30% спиваются, 30% попадают в тюрьму» и т.д. Это взято с потолка. Сами директора детдомов приводят более жесткие данные: после коррекционных учреждений только 1—2% выпускников получают место в жизни. Если детдом нормальный — 5%. Судьба остальных — суицид, проституция, криминал, бомжевание. «Мы заботимся о детях столько лет, а выпускаем — в никуда», — говорят директора.
  • В одном из детских домов Пскова уже несколько лет изучают настроение детей, которые готовятся к выпуску из детдома: 27% детей «абсолютно не уверены в будущем», 40% «представляют свое будущее безрадостным», 20% говорят: «смогу выжить, если мне и дальше будут помогать», 55% считают себя «не подготовленными к самостоятельной жизни».
  • По словам председателя Ассоциации уполномоченных по правам ребенка Алексея Голованя, «по России 90 тысяч ребят не обеспечены жилплощадью. Как они живут? В рабочих общежитиях с коридорной системой. Детдомовцам дают самое бросовое жилье: после ЧП, пожаров, потопов. Выбора у них нет. Потому что после 23 лет их переводят в общую очередь…»
  • Во многих сиротских учреждениях с будущими выпускниками проводятся занятия по профориентации. Но «сироты не мотивированы на работу, — говорит Галина Семья, проректор по науке столичной Финансово-гуманитарной академии. — Они пассивные, не знают и не умеют простейших вещей. На стадии собеседования не могут донести мысль до собеседника. Первые шаги на рабочем месте, как правило, сопровождаются неуверенностью в себе, неконтактностью, конфликтностью, безответственностью…»

Источник МОСКОВСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ 

| Дети в детских домах

АРХИВ ПО МЕСЯЦАМ